Блокада. Книга 1. Охота на монстра - Страница 52

Глава двенадцатая. Катюша

Каменск-Уральский, июнь 1942

1

Капитан Шибанов никогда прежде не был на Урале. Он думал, что Урал — это высокие горы и непроходимые леса, бурные реки и самоцветные шахты. В общем, сказки Бажова.

Но под крылом самолета скользили изумрудные поля и холмы, нарядные березовые рощи и небесно-голубые озера. Никаких гор капитан Шибанов не видел. Город с высоты выглядел, как большая серо-черная клякса, посаженная на зеленую страницу.

Самолет легко ударился колесами о бетон и покатился по взлетно-посадочной полосе.

— Прибыли, товарищ капитан, — пояснил зачем-то пилот.

Шибанов вылез из кресла, одернул гимнастерку. Багажа у него с собою не было — задерживаться в Каменск-Уральском капитан не собирался.

— До двадцати ноль-ноль отдыхай, — сказал он пилоту. — Потом — в боевой готовности. Можем вылететь обратно в любой момент. Ясно?

— Так точно, товарищ капитан! — браво ответил пилот. Звали его Коля. Невысокий, ладный, с аккуратно подстриженными усиками, он напоминал Шибанову шкодливого, но осторожного кота. Капитан не сомневался, что полученные двенадцать часов увольнительной Коля использует с толком — скорее всего, познакомится на улице с симпатичной девушкой, наплетет ей с три короба про боевые вылеты за линию фронта, покажет шрам от прошедшей по касательной немецкой пули, пожалуется на одиночество, расскажет, как, пронзая черное ночное небо, мечтает он о том, чтобы на земле ждала его любимая и единственная…

А вечером девушка, поверившая в то, что стала любимой и единственной, придет провожать его на аэродром. На летное поле, ее, само собой, не пустят, и дурочка будет стоять у КПП, вытирая платочком красивые заплаканные глаза. Капитан Шибанов летал с Колей уже второй год, и девушек таких перевидал не один десяток.

— Вот еще что, — спохватился Шибанов, — раздобудь еды на вечер, да не сухпай, а что-нибудь из столовой комсостава — ну, там, суп в судке, мясо вареное, пюре…

— Для пассажирки? — хитро прищурился Коля. — Сделаем!

Шибанов коротко кивнул ему и выбрался из самолета.

Спрыгнул на бетон, поприседал, разминая затекшие за время полета ноги. Воздух был ароматным, степным. Солнце стояло уже довольно высоко в прозрачном синем небе, над аэродромом нависла неправдоподобная, ватная тишина. Слышно было, как потрескивают чешуйки вспучившейся краски на фюзеляже.

— Да, — сказал капитан Шибанов задумчиво. — Далеко от войны…

Он сорвал травинку, закусил ее уголком рта и пошел прямо через поле к деревянному домику диспетчерской.

Бричкин уже ждал его там, свежевыбритый, в новенькой, с иголочки, форме офицера бронетанковых войск. От настоящего танкиста его отличали только кубари лейтенанта НКВД в петлицах.

— Ты что же, в танкисты теперь записался? — удивился Шибанов. С Лешей Бричкиным они вместе учились в спецшколе НКВД в Ростове, вместе начинали работать в военной контрразведке. Бричкин всегда был способнее и ухватистее, быстро делал карьеру, на два года раньше самого Шибанова получил капитана. Подводил его только гонор, простительный отпрыску какого-нибудь шляхетского рода и совершенно необъяснимый у потомственного хулигана с Богатяновки. В спецшколе его пререкания с преподавательским составом заканчивались гауптвахтой, но уже тогда было ясно, что рано или поздно Бричкин нарвется по-крупному. Он и нарвался: набил морду обматерившему его комполка. Комполка оказался трусом и сволочью — вместо того, чтобы решить вопрос по-мужски, накатал на Алексея телегу в штаб округа. Телега вышла длинной и скучной, но дело было на Дальнем Востоке в дни Халхин-Гола: одного намека на то, что капитан Бричкин держит в своей комнате японские книжки, хватило, чтобы свои же контрразведчики начали разрабатывать его, как агента самураев. К счастью, дело капитана попало к толковому следователю, который быстро разобрался, что к чему. Бричкин действительно учил японский, но только для того, чтобы допрашивать пленных самостоятельно, без помощи переводчика. А разбитый нос и заплывший глаз комполка видели слишком многие — так что мотив для доноса лежал на поверхности. Алексея выпустили, и, если бы он повел себя разумно, быть бы ему к началу войны майором. Но Бричкин закусил удила, явился к доносчику с двумя заряженными револьверами системы «Наган» и предложил стреляться на десяти шагах. Комполка предсказуемо струсил. Усмехнувшись, Бричкин сделал мерзавцу еще одно заманчивое предложение: сыграть в русскую рулетку. Кто останется жив, тот и прав. У комполка, любившего в тесном кругу посмеяться над не нюхавшими пороху особистами, затряслись руки и он попытался ретироваться через окно. Тогда Алексей открыл по нему огонь из обоих «наганов» и дважды ранил обидчика в musculus gluteus maximus, или, выражаясь проще, в жопу.

Бричкина разжаловали в сержанты, о чем он не без юмора написал Шибанову, служившему тогда на финской границе. Спустя несколько месяцев началась финская кампания, и сержант Бричкин отправился на передовую — искупать ошибки кровью. Когда в мае сорокового они встретились под Выборгом, Бричкин носил в петлицах кубики младшего лейтенанта.

Они обнялись. От Бричкина пахло хорошим одеколоном и дорогими папиросами.

— Я всегда был в душе танкистом, — с достоинством ответил Алексей. — К тому же мой рост и изящная конституция позволяет мне с удобствами размещаться в кабине любого танка. В то время как ты, Шайба, не влезешь даже в КВ-2.